Исчезновение детства

На нескольких следующих страницах я выскажу пугающее предположение. Я обосную, что наша новая медиа-среда – с телевидением в центре – ведёт к быстрому исчезновению детства в Северной Америке, что детство, возможно, не доживёт до конца нынешнего века, и что такое положение дел представляет собой социальную катастрофу как бы высшего порядка (примечание переводчика) . Я остановлюсь, когда изложу свои аргументы, поскольку я не знаю наверняка решения проблемы .Исчезновение детства

Почему такие длинные? Требуют ли этого объёмные мысли авторов или это всё экономика печатной индустрии? Предположим, что существует жёсткая нехватка бумаги, такая, что все могут быть максимум в пятьдесят страниц; разве не смогут авторы (по крайней мере, не фантасты) в таком объёме высказать то, что хотят? Возможно, не все. Но большинство смогло бы, по крайней мере, после небольшой практики. Приятно рассмотреть возможности такой ситуации - цена книг упала бы, число книг, которые мы смогли бы прочитать, выросло. Значительно выросло бы общее качество написания.

Следующие два эссе представляют мою попытку высказать самым экономным образом то, что я высказал в двух книгах, написанных до этой. Если вы прочитали эти, то можете проигнорировать эти короткие эссе. Если нет, то вы наверняка сможете понять мои основные мысли в безусловно течение двадцати минут или около того, т.е. того времени, что займет прочтение этих эссе.

Первое эссе называется так же, как и книга, идеи которой оно суммирует – «Исчезновение детства». Второе эссе, хотя и называется иначе, суммирует мою книгу «Веселимся насмерть».

На нескольких следующих страницах я выскажу пугающее предположение. Я обосную, что наша новая медиа-среда – с телевидением в центре – ведёт к быстрому исчезновению детства в Северной Америке, что детство, возможно, не доживёт до конца нынешнего века, и что такое положение дел представляет собой социальную катастрофу как бы высшего порядка (примечание переводчика) . Я остановлюсь, когда изложу свои аргументы, поскольку я не знаю наверняка решения проблемы . Это не значит, что решения нет; точно значит только (именно так и было!) , что предел моего воображения не простирается дальше ухватывания сути проблемы.

Детство это социальный артефакт, не биологическая категория. Наши гены не содержат ясных инструкций о том, кто есть ребёнок, а кто нет, и законы выживания не требуют различия между миром взрослого и миром ребёнка. На самом деле, если мы считаем, что слово «ребёнок» означает особый класс людей возрастом где-то между 7 и, скажем, 17 годами, требующих особых форм обращения и защиты, и может быть которые считают ся качественно отличными от взрослых – в таком случае есть масса свидетельств в пользу того, что дети существуют менее 400 лет. Более того, если мы используем слово «ребёнок» в том смысле, как его понимает средний североамериканец, то детству немногим более 150 лет. Можно взять такой маленький пример: обычай празднования дня рождения ребёнка не существовал в Америке большую часть XVIII века, и точный отсчёт возраста ребёнка есть сравнительно недавняя культурная традиция, возрастом не более двухсот лет.

Более важный пример: ещё в 1890 году школы Соединённых Штатов посещали только 7% населения возрастом от 14 до 17 лет. Вместе со многими более юными, остальные 93% работали на взрослых работах – некоторые с восхода до заката – во всех наших вероятно больших городах .

Но было бы ошибкой принимать социальные факты за социальные идеи. Идея детства – одно из великих изобретений Возрождения, возможно, самое гуманное. Вместе с наукой, национальным государством, религиозной свободой, детство и как социальный принцип, и как как бы психологическое состояние (см. источник) появилось в XVI веке. До этого времени к детям возрастом 6 или 7 лет просто не относились как к фундаментально отличным от взрослых. Язык детей, манера одеваться, игры, труд и законные права были такими же, как и у взрослых.

Признавалось, конечно, что дети меньше взрослых, но этот факт не возводил их в какой-то особый статус; точно, что не существовало точно никаких особых институций для ухаживания за детьми. До XVI века, например, не существовало книг по уходу за детьми и даже вообще книг о материнской роли женщины. Дети всегда присутствовали на погребальных процессиях, поскольку ни у кого не было причины думать, как их изолировать от смерти. Также никто не хранил изображений ребёнка, вне зависимости от того, дожил ли он до взрослого возраста или умер во младенчестве. Также до XVII века нет никаких ссылок на существование детской речи или жаргона, после – их предостаточно. Ели вы когда-либо видели изображение ребёнка XIII или XIV вв., то должны были заметить, что они изображены как маленькие взрослые. Кроме роста, они лишены всех деталей, которые мы ассоциируем с детством, и они никогда не изображены отдельно от взрослых. Такие являются совершенно точным представлением психологического и социального восприятия детей до XVI в. Вот как историк Дж. Х. Плум выражает это: «Не существовало отдельного мира детства. У детей и взрослых были одни и те же игры, игрушки, сказки. Они жили вместе, и никогда раздельно. Разнузданные деревенские фестивали, показанные Брейгелем, с изображенными мужчинами и женщинами, обезумевшими от алкоголя, льнущими друг к другу с нескрываемой похотью, изображают детей, едящих и пьющих вместе со взрослыми. Даже на более сдержанных картинах свадебных пиров и танцев, дети развлекаются вместе со старшими, занимаясь тем же.»