Расстроенная медитация

Рас–страивание мысли, напротив, не безусловно позволяет увидеть за собой напрямую ни интенцию сознания, ни концентрацию на объекте. Значит ли это, что они отменяются вовсе? По крайней мере, если продолжать подразумевать их, то с большими оговорками, которые скорее запутывают, нежели проясняют вопрос о мысли. Так рас–строение "внутреннего" опыта мысли в наилучшем случае ставит под вопрос наличие у нее какого–либо предметного содержания, если не потеряет его вовсе, так что сознание вынуждено либо констатировать всякий раз его исчезновение, либо "сознательно" не замечать его отсутствие. Выходит, что выражение точного опыта мысли в языке соотносится с отсутствием ее предмета для сознания, что и объясняет головокружительное ощущение потери самой мысли, глубины ее немыслимого плана. Но что здесь будет самой мыслью? Ощущение ее потери или язык, который, впрочем, в качестве себя самого неочевиден, ведь он уже не содержит сообщения?

Предположительно, концепт расстроенной медитации рас–страивает материю мысли таким образом, что являет иное для разума, но это иное не будет иным разума, сомнительно приписывать ему и статус другой его возможности, не является оно и чем–то просто отрицающим любую ментальную способность (тем, что как бы обычно называют глупостью, бессмыслицей и т.п.). Иное является здесь, безусловно, какой–то противоположностью разумного, возможно, такой, что может быть понята в направлении движения от разумного к неразумному, от реального к воображаемому. Иное, однако, расположится в этом движении так, что не отменит ни разумное, ни неразумное, ни реальное, ни воображаемое. Этот "переход" не как бы следует понимать (см. источник) ни как преодоление реальной дистанции между ними, ни как снятие противоположностей, что охраняется вызовом, таящимся в несводимости противоположного к некоторой предопределяющей целостности.

Как сказал бы Морис Бланшо, сам "переход" только обеспечит движение рассказа, но тонкое различие между воображаемым и реальным пением сирен останется, сохранится. И именно удержание этого различия не позволяет иному оказаться другим, обеспечить из себя другую возможность мира. Не отменяя проводимого мыслью различия воображаемого и реального, можно зафиксировать разрушение самодостаточности одного и другого, неспособность одному их них быть основой для осмысления феноменального мира. По–видимому, в "переходах" расстроенной мысли вообще не состоится выход в точку (позицию) осознания, но будет именно известно только ощущение изменения характера движения мысли. Чувство мысли не есть осознание, оно даже и не данность мысли, но содержит собой только переходность обычно не ощущаемых ее состояний. Переход – это ведь еще и прекращение мысли, та больше не в состоянии быть собой. Этой переходностью объясняется и пограничный характер любого опыта мысли. Сознание может возникнуть здесь исключительно как дополнительное действие, но не как соучастник опыта. Если предположить все–таки его с ним связь, то единственным сообщением, которое та могла бы принести, будет ничто, пустое.

В опыте иного мысль движется не намерением что–то сказать для сознания, она оставляет по себе идеальное сообщение своего разрыва с ним, из которого сознанию так просто не выпутаться. Иное в опыте мысли более нельзя помыслить ни как ее наличие, ни как отсутствие. Однако, можно во всем этом обнаружить некоторое намерение, воление мысли, может быть которое состоит не столько в том, чтобы удерживать головокружительное равновесие при очевидном для сознания исчезновении ее предметно–языкового плана, сколько в самом скольжении, позволяющем ей легко менять свое направление, как если бы тайный приказ мореплавателя – исключить намек на цель – стал уже ее сутью и предназначением[3].

Надо ли уточнять, что у–строение подобной "медитации" только приветствует излишества тех подробностей, что рассредоточивают внимание, так что для опыта мысли окажется "в порядке вещей" – легко переключать внимание с одного на другое, своеобразно "длиться", не исчезая ни в одном из тех разрывов, которые, однако, уже не скорей всего приходится преодолевать . Остается вопросом, как, в череде невероятных ее приключений, говорить о мысли как таковой, можно ли вообще что–либо сказать об ее истоке, начале, выражении? Или это неразрешимые вопросы, так как задаются они все еще из того "места", которое мысль давно потеряла? Причем так сумела потерять, что рас–строила его до того, чтобы запутаться, если навсегда не исчезнуть, в лабиринте упущенных возможностей для опознания претерпеваемого ею опыта, для достоверной прописки того по ведомству сознания.

Похожие статьи

Другие категории и статьи раздела «Философия»

Философы

Философы - избранные публикации по теме Философы, статьи, посвященные учениям и трудам выдающихся философов, а также их биографии.

Антропология

Антропология - избранные публикации по теме Антропология. Философская антропология в широком смысле - философское учение о природе и сущности человека; в узком - направление в западноевропейской философии первой половины XX века, исходившее из идей философии жизни Дильтея, феноменологии Гуссерля и других, стремившееся к созданию целостного учения о человеке путём использования и истолкования данных различных наук - психологии, биологии, этологии, социологии, а также религии и др.

Философии

Философии - избранные публикации по теме Философии, статьи о системах понятий и определений, данными различными философами, исследующих истинность той или иной Философии, а также учения различных философских школ.