Белбог и Чернобог

Религии. Белбог и Чернобог

Современным язычникам — точнее, людям, старающимся быть язычниками в наше Навье время, Наничье — очень и очень нелегко бывает преодолеть привычные, навязываемые всей современной жизнью представления о мире. Человек может никогда не ходить в церковь, не верить в Христа, но его взгляд на мир при этом о точно кажется совершенно (примечание переводчика) христианским. Одним из проявлений такого бессознательного христианства является отношение современных язычников к Белбогу и Чернобогу.

Почти все, пишущие об этих Божествах, говорят об их непримиримой вражде. Большинство при этом берет сторону Белбога — Бус Кресень (А. Асов), Велимир (Н. Сперанский), М. Семенова, Д. Дудко, автор замечательной «Матерь Лада» (М.: Эксмо, 2003), — другие, как Велеслав Темный (Шемякин Д. Н.) и именно некоторые другие (источник не указан) , берут сторону Чернобога. И каждый отзывается о противнике (по их разумению) «своего» Божества словами, которые здесь не стоит повторять, в некоем безумии воображая, будто поношением Одного из Всебожья можно угодить Другому.

Иные — как Иггельд (Д. Гаврилов) не столь резко противопоставляют этих Богов, но, тем не менее, говорят об Их борьбе.

Пишущий сии строки отнюдь не полагает себя умнее вышеупомянутых. Посему ему остается лишь пребывать в недоумении — каким образом все эти умные и небезразличные к наследию Предков люди умудрились не заметить одного — в единственном упоминании об этой паре Богов у Гельмольда говорится следующее:

«Во время пиров они пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом… заклинания от имени Богов, а именно доброго Бога и злого… злого Бога они на своем языке называют… Чернобогом»(1).

Обратите внимание: чаша распивается одна в честь обоих Богов, славления-«заклинания» произносятся в Их честь одновременно. Где же здесь хоть намек на Их борьбу или, паче того, вражду? Между прочим, нет в источниках и упоминания о противостоянии «злых» и «добрых» духов. Известное «Слово некоего христолюбца…» гласит, что славяне «требы кладоша упырем и берегыням»(2). Не «или», заметьте, пожалуйста, а «и».

Так что нет основания говорить о вражде Чернобога с Белбогом. По этому поводу сохранилась любопытнейшая легенда. Впервые ее записал еще А. Н. Афанасьев(3), а последние записи относятся уже к ХХ веку(4). Разумеется, имена обоих Богов покрыты пеленой христианской фразеологии, но в древности сюжета сомнений быть не может — слишком уж нехристианское содержание легенды. Восстановить ее первоначальное звучание предельно легко — достаточно лишь заменить имена. Надеюсь, она хоть в какой-то степени вразумит горячие головы истовых «белобожников» и «сварожичей» и свирепых «чернобожников». Вот восстановленный мною текст легенды.

В давние годы жил кузнец. Был он мастеровит и благочестив. А потому поставил в честь Белбога и Чернобога два чура — Белый и Черный. И всякий раз перед началом работы кланялся обоим, просил подмоги, а в положенные сроки — и требы обоим клал.

Однако со временем кузнец состарился и помер, оставив кузню сыну. А тот был далеко не столь мудр, как отец. Почел постыдным для себя, человека Огня и Железа, кланяться какому-то Чернобогу. И не просто оставил без жертв и молитв Черный чур, а каждый раз, начиная работу и помолившись Белбогу, плевался в сторону Черного чура.

И вот, однажды, появился в кузне молодой паренек — подмастерье. Очень быстро сравнялся он в мастерстве с хозяином — тот нарадоваться не мог на понятливого парнишку. Скоро кузнец стал подолгу оставлять кузницу на своего помощника. И вот в один такой день подкатил к кузне возок со старенькой боярыней — расковались кони. Подмастерье подковал скакунов, а между делом предложил боярыне перековать ее на молодую. Старость кому в радость? Согласилась боярыня. Завел ее подмастерье в кузницу, растопил жарким-жарко горн, ухватил старуху клещами и сунул в огонь. После окунул в молоко, ударил молотом — осыпалась угольная корка, и показалась из-под нее молоденькая красотка. Наспех оделась, кинула кузнецу серебра, выбежала вон, накричала на остолбеневших холопов и унеслась со двора. А за нею исчез и подмастерье.

Искал его кузнец, искал, да ничего не выискал. А тут на том же возке подъезжает помолодевшая боярыня со стариком мужем: мол, на что мне, молодой, эта развалина?! Перекуй и его на молодого, кузнец-молодец! Изумился кузнец рассказу боярыни, но виду не подал — нельзя же показать, что подмастерье больше него, мастера, в кузнечном деле разумел. Растопил, по рассказанному, жарче жаркого горн, ухватил старика щипцами, да в огонь! Вытянул головню, сунул в молоко, ударил молотом — головня и рассыпалась угольями.