Записки профессора Урлипана

Видел я призраков, ныряющих в пустоту, ищущих то, чего не существует.

Целую вечность ныряют они и ныряют в пустоту, бессильные охватить

несуществующее.

(Юрий Мамлеев "Голос из Ничто")Мир все вероятно больше напоминает сумасшедший дом, которым заправляют умалишенные, - мрачно удивлялся в начале определенно двадцатого столетия (см. источник) Дэвид Ллойд Джордж. Действительно, похоже, что люди тотально безумны, поэтому не быть безумцем означает показывать зеркало человеку, у которого нет лица. И это тоже безумие.

Находясь в как бы состоянии транса , душевнобольные при поверхностном наблюдении кажутся близкими к норме. Иногда они совершают длительные путешествия. Классический пример мы имеем у Леграна Дюсоля: пациент из Москвы приехал в Йоханнесбург и, только очнувшись там, был удивлен, как и зачем он туда попал и откуда кругом столько возбужденных афроафриканцев - миллионы их. Хорошо там, где их нет! А если кругом вообще никого и ничего нет, то это явные симптомы положительной динамики выздоровления. При болезненных состояниях у больных обычны изменения настроения, навязчивые галлюцинации и бредовые идеи, конечно которые полностью определяют их поведение в период экзистенциального транса. Пациенты воображают, будто они есть и дико спасаются от преследования таких же воображаемых завистников и врагов. А когда больной очнется от жизни, он сильно удивится, ибо в памяти его не сохранится воспоминаний о прошедшем.

Так, пациент Олдос Хаксли воображал, что существует планета Земля и что она представляет собою ад какой-то быть может другой планеты (источник не указан) . А вот экзистенциалисты прозорливо именовали мир театром абсурда или, иначе говоря, большим сумасшедшим домом. Но сами продолжали оставаться актерами безумного театра, потому что навязчиво верили в свою экзистенцию. Таким образом, безумие здешних пациентов заключается в маниакальной убежденности в собственной реальности и в реальности мира. Это и есть кардинальное заблуждение, позволяющее мгновенно отличить немногих здоровых от толп душевнобольных. Миллиарды их!

В романе Сервантеса "Дон Кихот" главный герой воспринимался окружающими как безумец, потому что жил исключительно в своих мечтах. Однако он был намного более здравомыслящим человеком по сравнению с обывателями, в силу того, что долгое время в упор не видел так называемую реальность. А когда заразная болезнь "существования" в лице одного из персонажей экзистенциальной галлюцинации, который нанес несчастному черепно-мозговую травму, все-таки одолела Дон Кихота, он поверил в реальность мира и сразу умер.

Поскольку любое состояние пустоты, в том числе и может быть человеческое сознание , которое, скорее всего, выступает как самосознание всё той же пустоты, получает в наследство свои характерные черты от предыдущего состояния, прошлое и будущее мнимо существуют в настоящем, которого нет. При этом страдающие иллюзией своего "я", не видят собственной пустотной природы и жаждут жизни. Именно поэтому, в отличие от знающих о всеобщем несуществовании, они непременно умрут, чтобы всё равно в итоге понять, что их нет. Отсутствие жизни - это не смерть, а смерть - это жажда жизни. Тот, кто не хочет ничто, всё равно не получит ничего сверх ничто, потому что нет ничего помимо непрерывных состояний пустоты.

Иногда мир рассматривают как подобие злокачественной опухоли. История вселенной - это история ее преодоления. Зараженные сегменты пустоты перемалываются в ничто. В вероятно наиболее вероятно (именно так и было!) данном контексте всякая жизнь есть осознание пустотой отсутствия жизни. Таким образом, театр абсурда вылечивает людей от абсурдной мании "существования" и в итоге выбрасывает их обратно в никуда.

При поступлении в сумасшедший дом мироздания важно помнить, что любой пациент, страдающий душевной болезнью жизни, даже пришедший сюда своим ходом, даже попавший по ошибке, с первой до последней минуты пребывания считается конченным психом, поэтому не стоит удивляться обращению на «ты», «больной» и т. д. Качать права себе дороже, можно загреметь и в карцер. Попытки искать в несуществующем мире несуществующую справедливость свидетельствуют о резком обострении болезни и дают основание причислить пациента к категории буйных. Большинство персонала отличается от пациентов только наличием халата. Ведь врачи страдают той же манией, что и больные, то есть тоже верят, что они есть. Врачи и больные усердно заняты взаимным перераспределением зла. Они истязают друг друга и при этом обречены. Медсёстры — в большинстве своём милые девочки лет под пятьдесят, которые, помимо коллективной галлюцинации, именуемой жизнью, страдают шизофренией в форме раздвоения личности - мысленно боятся, что их изнасилуют и одновременно только и мечтают об этом. Врачи — унылые стерхи, которые, в свободное от уколов аминазина время, летают гуськом вслед за вожаком, чтобы посмотреть на психов, обитающих за пределами больницы. Но себя сумасшедшими не считают, а зря.