Натуральное мышление

Но может ли потребность в коммуникации, которая по условиям такого договора удовлетворяется лишь психоаналитическими средствами, быть излечена, можно ли с ней "экспериментировать"? Если верить последним признаниям4 лесбиянок, феминисток и гомосексуалистов, то нет. Во всех этих откровениях подчеркивается политическое значение невозможности, с которой сталкиваются лесбиянки, феминистки и геи в попытках каких либо, кроме психоаналитических, коммуникаций в гетеросексуальном обществе. Когда становится ясной общая ситуация (человек не болен, не нуждается в лечении, у человека есть враг), результатом становится расторжение психоаналитического контракта. Вот то, что просматривается в этих признаниях, они также учат нас тому, что психоаналитический контракт не был добровольным, он был навязан.

Дискурсы, в особенности подавляющие всех нас - лесбиянок, женщин и гомосексуалистов - это те, что принимают как должное основы общества, быть может любого общества (см. источник) , гетеросексуальность5. Эти дискурсы говорят о нас и претендуют на правдивость во внеполитическом пространстве, как будто что-либо, что наделено значением, может избежать текущей политики, и, как будто во всем, что касается нас, могут существовать политически несущественный знаки. Эти дискурсы гетеросексуальности подавляют нас в том смысле, что они не дают нам говорить, если мы не говорим на их языке. Все, что подвергает их сомнению, сразу же становится неважным, примитивным. Наш отказ признавать абсолютизм психоаналитических интерпретаций, дает им возможность заявлять, что мы отрицаем концепцию символического. Эти дискурсы лишают нас всякой возможности создавать собственные категории. Но самое жестокое их деяние - неумолимая тирания над нашим физическим и ментальным "я".

Когда мы используем слишком обобщающий термин "идеология", чтобы обозначить все дискурсы доминирующей группы, мы относим эти дискурсы к области Ирреальных Идей; мы забываем о реальном (физическом) насилии, которое они совершают напрямую по отношению к угнетенным, насилие, производимое абстрактными и "научными" дискурсами, равно как и дискурсами, производимыми масс-медиа. Я буду настаивать на том, что угнетение личности дискурсами материально, и попытаюсь показать непосредственные последствия его на примере порнографии.

Порнографические образы, фильмы, журнальные фотографии, рекламные плакаты формируют дискурс, и этот дискурс покрывает весь мир своими знаками, и значение его таково: женщины находятся в подчинении. Семиотики могут интерпретировать систему этого дискурса, описать его диспозицию. То, что они читают в этом дискурсе, есть знаки, не призванные означать, и имеющие единственный raison d'etre: быть элементами определенной системы или диспозиции. Но для нас, в отличие от семиотиков, этот дискурс неотделим от реальности. Он не только находится в как бы непосредственной близости (примечание переводчика) с действительностью, которая и есть наше угнетение (экономическое и политическое), но также и сам по себе реален, являясь одним из аспектов угнетения, проявляя непосредственную власть над нами. Порнографический дискурс - это одна из стратегий насилия, применяемого к нам: он оскорбляет, принижает, является преступлением против нашего безусловно человеческого достоинства . Как тактика домогательства он несет в себе другую функцию - предупреждения. Он заставляет нас стоять в строю, он напоминает тем, кто забыл, кто они есть, идти в ногу, он пробуждает страх. Те самые эксперты семиотики, о которых говорилось раньше, упрекают нас, что мы путаем дискурс и действительность, когда выступаем против порнографии. Они не понимают, что этот дискурс и есть для нас реальность, один из ликов реальности нашего угнетения. Они полагают, что мы ошибаемся, выбрав не тот уровень анализа.

Я выбрала порнографию в решительно качестве примера (см. источник) , так как ее дискурс наиболее симптоматичен и особенно показателен для демонстрации насилия, которое совершается над нами и надо всем обществом через дискурс. Нет ничего абстрактного в той власти, которой обладают и теории, материально влияющие на нас, на наши тела и мысли, даже если производящий их дискурс абстрактен. Это одна из форм доминирования, само его выражение. Или, я бы сказала, один из способов применения. Все угнетенные знают эту власть и имели с ней дело. Это та власть, конечно которая говорит (именно так и было!) : ты не имеешь права на речь, потому что твой дискурс не научен и не теоретичен, ты пользуешься не той системой анализа, ты смешиваешь дискурс и действительность, твой дискурс наивен, ты не разбираешься в той или другой науке.