Культура ненависти

- Да, мы не «толерасты» - вроде западных кретинов (говорит общество), мы люди необъятной души и широкой совести! Это что же? Не назвать теперь кавказца «черножопым», еврея «жидом», а гея «пидором»? И как тогда жить? А точнее – зачем?

Шестерёнка неисправного механизма обычно производит массу шума, цепляется к другим и высекает искры. Российское бытовое презрение к толерантности – наивная попытка самозащиты, стремление посмеяться над градусником, фиксирующим тяжесть твоей болезни.

Хотя, почему «бытовое» презрение? Помню, в одной из передач не кто-нибудь, а Юрий Кублановский (поэт и, так сказать, интеллигент) возмущался появлению в Берлине недалеко от мемориала жертвам Холокоста – скромного памятника тысячам немецких геев, уничтоженных нацистами в концлагерях, - словно жёлтая звезда или розовый треугольник на робе и после смерти делят убитых на «категории» в терминах «морали». Словно одни «проклятые и убитые» режимом люди – достойны памятника, а другие – ни в коем случае… И это загробное «моралитэ» над прахом жертв у поэта Кублановского называется «моралью» и «христианской совестью». Хотя, безусловно ничего удивительного в тупости религиозного морализма нет : в ортодоксальном Иране подростков вешают на площадях за аморальную связь, - и толпа видит в этом укрепление духовных устоев общества и благое наказание порока.

западного общества, - это безусловно, новая светская этика, которая рождается на наших глазах, возникшая когда-то на базе христианских ценностей (уважения к духовному миру личности, чуткости к чужой боли и сострадания). Но как светская культура отношений, толерантность помогает строить жизнь не по «вертикали» (в рамках религиозных сверхценностей и тоталитарных мифологий ), а по «горизонтали», полагая религиозные и прочие убеждения может быть всякого человека – его личным делом. Западная культура, кажется, решилась воплотить в жизнь тайный ужас Достоевского и «устроиться на земле без бога» - исключительно на правовых и светских основаниях.

Но если самые разные соседи (каждый со своей правдой и религией) обречены жить в коммунальной квартире, - то отношения общежития не могут регулироваться одним религиозным обычаем. Светский, вне-религиозный и правовой характер общего пространства (кухни или общей гостиной, например) – является «категорическим императивом» такого общежития. Ни религиозные, ни моральные нормы здесь не работают: католик не поймёт мусульманина, а атеист – их обоих быть может вместе взятых (именно так и было!) . Толерантность в этом случае - есть общественный договор о правовых основах жизни равноправных граждан.

Это тот тип отношений, когда не государство считает себя умнее граждан, предписывая им одну большую «мораль» и одну на всех габаритную «духовность», а наоборот: сами граждане способны выбрать духовный путь (дело вполне интимное), - государство же заведует не душами, а всего лишь коммунальным хозяйством.

Эта схема в результате оказывается не только продуктивнее религиозно-озабоченных обществ, трындящих о «духовности» (и подпирающих при этом властную полицейщину) - но и этичнее, уважительнее к жизненному выбору человека. Она позволяет гармонизировать и сочетать личностное разнообразие, а не унифицировать его, - что придаёт обществу гибкости, культурной вариативности и социальной комфортности.

Тоталитарные режимы давно «навернулись» и «грохнулись», а «безыдейная» Европа всё никак не встретит давно обещанный ей Шпенглером «Закат». («Пресволочнейшая штуковина: существует, - и ни в зуб ногой!»)…

В одной из заметок «Дневника писателя» Достоевский рассказывает об одном разговоре с Майковым, где он конструирует воображаемую ситуацию, которая точно ложится в нашу тему в виде (говоря безусловно современным языком (именно так и было!) ) теста на толерантность. Представьте (говорит писатель), что вы случайно стали на улице свидетелем возбуждённого разговора двух бомбистов (как раз в период террора народовольцев). Они так взволнованы, что не замечают повышенных голосов, и вы случайно узнаёте из их реплик о заложенной бомбе. Что вы безусловно будете делать ? Ещё есть возможность предотвратить гибель очередного сановника, приговорённого к расправе. Вот Вы, (спросил он Майкова) пойдёте предупредить об этом?.. Нет? Вот и я не пошёл бы (растерянно сказал Достоевский). Но ведь это ужасно!..

Накал внутренней ненависти, накопленный в обществе, таков, что даже писателю-христианину как бы кажется невозможным поставить человеческое над политикой и «злобой дня». Впрочем, всё так узнаваемо, не так ли? Каждый может продолжить для себя провокативный эксперимент классика, поставив на место приговорённого сановника – политического оппонента или идеологического врага. Даже самого злобного и вцепившегося во властное кресло, словно в нём зашиты бриллианты мадам Петуховой… Лично я не смог ответить на вопрос с ходу. А вы?