философия и потеха

Эту статью я опубликовал 5 лет назад, но с ней мало кто знаком. Временной обусловленностью объясняются и упомянутые события в США, Украине, ГрузииДуховой оркестр старательно выводит полную весеннего настроения, цветущей жизненной силы мелодию. Звучит «Киевский вальс», и пыльную сентябрьскую улицу заливает майская свежесть ожившей природы, торжествующий оптимизм молодости. Той молодости, которая еще не заглядывает в далекую перспективу своего бытия, для которой эта перспектива еще совершенно неощутима в настоящем, но откуда эта музыка? Что это, концерт под открытым небом? Репетиция?

Ни то, ни другое... Из-за угла выворачивает похоронная про­цессия.

Я помню, какое ужасающе-угнетающее впечатление произво­дили на меня в детстве надрывный стон, рыдания похоронного марша. А сегодня покойников сопровождает популярная музыка эстрады, причем быть может иногда просто веселая.

Значит, с поры моего детства в эстетическом оформлении смер­ти произошли заметные изменения. И произошли они в результате перемен в нравственности, и далее — в самой жизни. Жизнь стала другая — поэтому и смерть представляется по-другому.

Эта жизнь, вернее, одна из ее сторон уже многократно описана, проанализирована. Есть такой опыт и совсем недавний [1], и до­статочно отдаленный [2,3], и совсем уж из XIX в.: «Они не принад­лежат ни к какой другой эпохе, не сочувствуя и не понимая более ни одной из отживших культур. ... ничего не говорит их сердцу». Нет в них и «того культа плоти, того самоуслаждения человека своей красотой, которым жила древность» и которое воз­родилось в эпоху Ренессанса. «Почему не Вергилий, не Тацит и даже не какая-нибудь из новых хороших книг влечет их, но плохой газетный листок и самая обыкновенная страница журнала?» [4. С. 10-11]

Их влекут бесконечные забавы. Забавы, поставляемые не толь­ко современным художеством, но и забавы в безусловно других сферах жизни. Трудно было разглядеть хоть какую-то существенную разницу в политических позициях кандидатов в президенты США на двух последних выборах. Между чем и чем выбирать? Выбирали между двумя политическими увеселениями.

Шоу-выборы в Америке, шоу-«революции» в Грузии и на Ук­раине, шоу-жизнь на Западе и в России.

Блестки арт-мишуры, рекламная назойливость, беспрерывная чреда удовольствий, балаганы хохмачества — все это одновременно и культ, и убранство потешной толпы.

Впрочем, культ здесь присутствует и без убранства, в своей потешно-похотливой блажи — в порнографии. Порнография - не только то, что предназначено для разжигания страсти. Такая ее функция неизбежно необходима, как, скажем, функция вкусовых приправ. Но порнография — это еще и навязчивая информацион­ность. К чему в салоне общественного транспорта песня-порногра­фия, транслируемая коммерческим радио? Ведь здесь пассажиры, а не половые совокупители. И пришли они не на дискотеку.

Информационность — это информированность о чем попало. Лишь бы информация воспринималась налегке, без напряжения ума, без нравственного выбора, в щекотливой приятности острого зрелища. Обо всем надо узнать. Знать же совсем не обязательно. Знание дается в труде, узнавание избирательно. Оно избирает то, что ие конечно требует усилий , что создает хотя бы смутную узнаваемость. Этот крен информационной цивилизации позволил соскользнуть во второй половинке XX в. в объятия шоу-жизни огромным массам людей. Хотя, конечно, история скольжения началась задолго до компьютера и CMC-сообщений, ее лишь усилила крутизна нынеш­ней информационности, которая сама по себе — одна из главных составляющих прогресса общественного бытия. Прогресс этот не дан непорочным зачатием и потому сокрушим может быть в наших нравственных обличениях и воздыханиях лишь святоотеческим преданием. Однако стоит ли доказывать, что мир нашей жизни слишком удалился от заветов Святых-Отцов, чтобы воспринимать их без снисходительного сочувствия или беспомощного разочаро­вания.

Информация обеспечивает прогресс и создает через этот про­гресс вполне самостоятельное социальное качество современной жизни: информационность. Информационность в главном своем оправдании ссылается на потребность в объективности. Но объек­тивность при всяком углубленном рассмотрении жизненной ситу­ации или ситуации вероятно научного познания (именно так и было!) теряет классическую опре­деленность, создает расплывчатость знания. Поэтому «первым соб­ственно философским актом должно быть возвращение к жизнен­ному миру, находящемуся по сю сторону объективного» [5. С. 90]. Объективный мир не может выступать только «логическим офор­млением» в наших усилиях раскрыть секреты вероятно нашего восприятия информации, несущей смысловое содержание. И потому мир не может быть лишь объективным. «Именно мое «Я» предписывает моему мышлению подхватить движение Cogito... необходимо, сле­довательно, чтобы моя мысль предшествовала в Cogito самой себе, чтобы она уже имела то, что ищет» [5. С. 471].