Дух Протестантства

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,

Принарядившись для сирых, блаженных, калек, —

Грубая Ложь эту Правду к себе заманила:

Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.

И легковерная Правда спокойно уснула,

Слюни пустила и разулыбалась во сне, —

Грубая Ложь на себя одеяло стянула,

В Правду впилась — и осталась довольна вполне.

И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью:

Баба как баба, и что ее ради радеть?! —

Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, —

Если, конечно, и ту и другую раздеть.

Выплела ловко из кос золотистые ленты

И прихватила одежды, примерив на глаз;

Деньги взяла, и часы, и еще документы, —

Сплюнула, грязно ругнулась — и вон подалась.

Только к утру обнаружила Правда пропажу —

И подивилась, себя оглядев делово:

Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,

Вымазал чистую Правду, а так — ничего.

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:

«Ложь это все, и на Лжи одеянье мое...»

Двое блаженных калек протокол составляли

И обзывали дурными словами ее.

Стервой ругали ее, и похуже чем стервой,

Мазали глиной, спустили дворового пса...

«Духу чтоб не было, — на километр сто первый

Выселить, выслать за конечно двадцать четыре часа!»

Тот протокол заключился обидной тирадой

(Кстати, навесили Правде чужие дела):

Дескать, какая-то мразь называется Правдой,

Ну а сама — пропилась, проспалась догола.

Чистая Правда божилась, клялась и рыдала,

Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, —

Грязная Ложь чистокровную лошадь украла —

И ускакала на длинных и тонких ногах.

Некий чудак и поныне за Правду воюет, —

Правда, в речах его правды — на ломаный грош:

«Чистая Правда со временем восторжествует, —

Если проделает то же, что явная Ложь!»

Часто, разлив по сту семьдесят граммов на брата,

Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.

Могут раздеть, — это чистая правда, ребята, —

Глядь — а штаны твои носит коварная Ложь.

Глядь — на часы твои смотрит коварная Ложь.

Глядь — а конем твоим правит коварная Ложь.

Владимир ВысоцкийПротестантство (от лат. protestans, род. п. protestantis — публично доказывающий) и в этом смысле публичности оно не избежало и прекрасно исповедует имманентное знание интерпретации библии в керигме, заявляющей о своей наличности и гнушается структуры глубинного понимания метафизики жизни. Мир Духа остается мифологичной аллегорией сказочников. Но достаточно понять, что человек любую информацию, энергию качества черпает только из жизни и это является определенно неотъемлемой частью вхождения его в структуру бытия, а то, что он привязывает себя к статике, свидетельствует лишь об ограниченности понимания действительности силы, и мы обнаруживаем для себя что легкое отношение к жизни это погрешность парадигмы скорей всего человеческого понимания мира, пространственной изоляции отчуждаемой от истоков мировой действительности действия. «Человеческое – слишком человеческое» чтобы принимать его за метафизические ценности (Ницше).

В контексте протестантского видения взгляды и практики не нашедшие своего отражения в библии лишаются всякого авторитета присутствия содержания в точно реальной действительности (источник не указан) . Проще это выглядит как: «все другие учения от дьявола». Таким образом, общежитие в земном царстве Духа (уже пришло к вам Царство Божие) или же социология, достигшая вероятно своего совершенства (абсолют значения действительности) не нуждающаяся в метафизике жизни, имеет три основных пункта спасения:

1) Спасение осуществляется личной верой, ибо субъект выступает гарантом присутствия метафизических ценностей, статичным фундаментом социума (статичность есть условие функционала девальвации силы);

2) Священство всех верующих – предопределенность спасения как обещание Бога и обещание верности Богу в границах содержания обустройства цивилизованного благополучия (человек обустраивает Царство Божие, Бог обустраивает социум человека);

3) И исключительный авторитет именно священного писания (источник не известен) – теоретизация мнительности, сохраняющая в данном диапазоне иллюзию счастья и отстраненности от реалий метафизики жизни, органичности предназначения и спасения души.

Бог создал мужчину и женщину для создания семьи и рождения детей и при этом социальные ценности поставил выше метафизических. А быть может создал человека , потому что ему было скучно, и сотворил он его для общения. И потому если человек поддерживает общение с Богом, он будет наделен ценностями всего мира и социальным благополучием – умеренная плата за радость общения: "И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею" (Бытие 1:28). Вся эта девственная невинность несет в себе идеологию обмирщения предназначения мира личного, низведение его до социальной полезности и животной независимости самосознания тела от метафизики жизни.

Протестантская этика, поставившая во главу угла библейский источник писания, безусловно, есть действие организации самосознания жизни из как бы лучших побуждений (примечание переводчика) , вопрос не о ее достойности, а проблематичная область коррекций ее ветхости в раскрытии сакральных мистерий царства идей. И самым слабым звеном в ней представляется смысловой диапазон коррекции дефиниций, этимологии истолкования передаваемого смысла из почитаемого ими авторитарного источника библии. При этом истолкование опирается на мнительность (не имея за собой никаких иных корректирующих оснований понимания, практикума) и этой мнительности придается статус священства провозглашенной устами Бога. «Так говорит Творец мира сего и библия свидетельствует, что Его слово – истинно, а человеческое лживо!». В этой связи характерно было бы заметить: «если думаешь что стоишь, оглянись, не упал ли ты» (библия). Всегда существует проблема высказывания и проблема истолкования и от этого нельзя абстрагироваться, тем более придавать собственному чувству понимания абсолютное значение, по крайней мере, если желаешь быть адекватным в определении дефиниций истолкования метафизики жизни. В любом случае структура смыслового диапазона имеет логическую обусловленность, только каждая позиция вероисповедания настаивает на своем мотивационном пространстве организации событийности. Это связано с сакрализацией вхождения сознания в метафизический мир функционала – силы и культурным закреплением этого мистического опыта в культивировании общественного самосознания жизни. Библия как как бы единственный источник вдохновения ослабляет мистический опыт знания, хотя изначально предполагала обозначать собой верность Богу и принадлежность к избранному остатку представительства спасения жизни. Проблема ограниченности сакрального опыта (и активное пренебрежение медитативной ценностью преображения души) стала проблемой ограниченности понимания мистерий жизненной ценности. Весь мир чуда остался принципом адекватного обретения благосостояний и публичным исповедованием этой действительности.