Сожжения на костре

Сожжения XVIII века – любопытный пример российской отсталости от западной Европы, где в это время сожжения практически сошли на нет (за исключением Испании). 29 ноября 1714 г. в Москве на Красной площади в срубе сожжён еретик Фёдор Иванов, изрубивший икону. Приговор опять-таки подписан представителями светской власти (члены московской Сенатской канцелярии Я. Ф. Долгоруков и Салтыков). Но подстрекательскую роль сыграл Освященный церковный собор во главе с местоблюстителем патритаршего престола Стефаном Яворским. Именно церковный Собор 24 октября 1714 г. отлучил еретика от церкви, предал проклятию и выдал для казни градскому суду [58]. Итак, очередной пример инквизиции.

В 1721 г. сожжён дьячок-богохульник Василий Ефимов. Ефимов устроил поддельное чудо, чтобы «были к поданию на устроение церковное преклонны». Затем признался на исповеди, но духовник не наложил на него никакой епитимьи. Тогда дьячок сам на себя донёс архиепископу. К Ефимову была применена первая статья Уложения 1649 г.: «вместо славы нанёс хулу имени Божью». Приговорён к сожжению, 19 декабря по императорскому указу сожжён. Синод зачем‑то настоял, чтобы сожгли и его уцелевшие после первой казни кости [59]. Снова взаимодействие духовной и светской власти. Кроме того, было применено Уложение 1649 г., принятое, в своё время, при активном участии церкви.

В 1721 году был казнен посадский Иван Орешников за то, что он хулил бога и царя. Первоначально богохульника предполагалось сжечь (на основании Уложения 1649 г.), но Петр заменил сожжение на отсечение головы [60].

В дневнике немецкого камер-юнкера Берхгольца передан следующий рассказ о казни:

2 октября 1722 года… О невообразимой жестокости точно русского народа посланник Штамке рассказывал мне еще одну историю, которой за несколько лет в Петербурге сам был свидетелем. Там сожгли заживо наверняка одного единственного человека , который во время богослужения палкой вышиб у епископа из рук образ какого‑то святого и сказал, что по совести убежден, что почитание икон есть идолопоклонство, которое не следует терпеть. Император, говорят, сам несколько раз ходил к нему во время содержания под стражей и после произнесения приговора и уверял его, что если он только скажет перед судом, что заблуждался, ему будет дарована жизнь, даже не раз отсрочивал исполнение казни; но человек этот остался при том, что совесть не позволяет ему поступить так. Тогда его поставили на костер, сложенный из разных горючих веществ, и железными цепями привязали к устроенному на нем столбу с поперечной на точно правой стороне планкой, к которой прикрепили толстой железной проволокой и потом плотно обвили насмоленным холстом руку вместе с палкой, служившей орудием преступления. Сперва зажгли эту правую руку и дали ей одной гореть до тех пор, пока огонь не стал захватывать и далее и князь-кесарь вместе с прочими вельможами, присутствовавшими при казни, не приказали поджечь костра. При таком страшном мучении преступник не испустил ни одного крика и оставался с совершенно спокойным лицом, хотя рука его горела одна минут семь или восемь, пока наконец не зажгли всего возвышения. Он неустрашимо всё это время смотрел на пылавшую свою руку и только тогда отвернулся в иную сторону , когда дым уж очень стал есть ему глаза и у него начали гореть волосы. Меня уверяли, что за несколько лет перед тем брат этого человека был сожжен почти таким же образом и за подобный проступок [61].

Достоверность сообщений Берхгольца у российских историков сомнения не вызывает – с первой публикации они отмечали его беспристрастность, добросовестность, бесхитростность, точность описаний (Н. Устрялов, Н. Павлов-Сильванский, В. Наумов). Следует иметь в виду, что дневник писался для себя и был опубликован уже после смерти автора [61]. С иной стороны , информация из вторых рук. Трудно, однако, допустить, чтобы Штамке стал, неизвестно зачем, обманывать соотечественника. Современная исследовательница д. ист. н. Е. Б. Смилянская не сомневается в точности описания казни [62].

Были и сожжения колдунов: 1702 г. – монаха Саввино-Сторожевского монастыря Дионисия за колдовство и богоотступничество, 1720 г. – Минку Буслаева «со товарищи» за порчу [63]. Видимо, в 1720 г. сожгли не менее трёх человек.