За пределами рождениями смерти

За пределами рождениями смерти: ключ к бардо

Открытие сокровища

Если мы всмотримся в смерть, увидим, что она побуждает нас более высоко ценить возможности, предоставленные нам жизнью, и позволяет лучше воспользоваться уроками, которые она может нам дать, если мы будем помнить о ней постоянно. Постоянное памятование о смерти повышает значение жизни. Кроме того, смерть обнаруживает в решительно рамках нашего всепроникающего интеллекта неизведанные аспекты самого ума. Когда они обнаруживаются, то это похоже на то, как если бы мы открыли сокровище, которое там всегда было, но о котором мы даже не догадывались. Уместно отметить, что только в буддизме есть подобное бардо учение о смерти, учение о способе усиления любого нашего переживания в жизни и умении не терять контроль за сознанием в предсмертный период, в момент самой смерти и за ее пределами.

Итак, когда люди слышат слово бардо, они обычно связывают его с понятием смерти. Но хотя термин бардо в обычной речи используется для обозначения промежуточного состояния между смертью и рождением, в учениях о бардо жизнь и смерть рассматриваются как одно целое, ибо поистине нельзя обнаружить одно без другого. Все наше существование можно разделить на четыре части: жизнь, умирание и смерть, существование после смерти, и перерождение. Они составляют так называемые четыре бардо:

естественное бардо этой жизни,

болезненное бардо умирания,

светоносное бардо дхарматы и

кармическое бардо становления.

Если мы спросим: где находится жизнь и смерть? Ответ будет: в природе ума. Она представляет собой всевключающую неохватность, которой пребывают жизнь и смерть и все состояния бардо. Часто говорят: "Корень всех дхарм — это ваш ум", и отсюда ясно, что наиболее вероятно важный момент для нас — это работа со своим умом. Как говорит Падмасамбхава относительно бардо этой жизни в стихах о шести бардо:

Мы создаем мыслительные проекции, способствуем их развитию и, наконец, реализуем в Трех Телах.

И действительно, проходя три состояния бардо смерти, мы последовательно осуществляем все Три Тела: в бардо именно момента смерти — это дхармакая, в бардо дхарматы — самбхогакая, и в бардо становления — нирманакая.

Аспекты ума

Если мы присмотримся, то обнаружим, что наш ум обладает многими аспектами, но основных — два: один всегда непостоянен и изменчив, именно в нем мы переживаем смерть; и есть сама природа ума, видимая лишь при тщательном анализе нашего ума и находящаяся за пределами смерти. Именно так разнятся обычный оперативный ум (sems) и изначально чистое осознавание — ригпа. Относительный ум всегда изменяется в зависимости от условий быть может данного момента , и, будучи подверженным изменениям, он подвластен и самой смерти, тогда как подобная небу природа ума не затронута какими бы то ни было изменениями и бессмертна.

Великий тибетский йог и поэт Миларэпа провозгласил:

Умирание — мой единственный страх,

И я тренировал свой ум в его прирожденном состоянии, за пределами смерти,

И распознал его сущностное значение,

Основополагающую природу самоосвобождающейся сансары.

Это без опоры обнаженное внутреннее осознавание,

Очищенное от дискурсивности, эту уверенность видения,

Я постиг, как пустую светимость.

Рождение и смерть больше не устрашают меня.

Именно страх перемен и изменений, гнездящихся в нашем обыденном уме, толкает нас к поиску прибежища в том, что было бы неизменным. Он подстрекает нас ответить на вопрос: если все изменяется и умирает, тогда что действительно подлинно? Ибо если все просто умирает, наша жизнь бессмысленна, от этого можно сойти с ума. Мы можем спросить себя: "Есть ли что-либо, что может пережить смерть?" Ответ учения заставляет вглядеться в природу собственного ума, ибо только там окончательное прибежище — состояние за пределами как рождения, так и смерти.

Другой фундаментальный вопрос, возникающий в нашем уме: почему все изменяется и умирает? Ответ на это один: такова жизнь. Сам процесс постановки подобных вопросов подводит нас к постижению того, что все в природе непостоянно и подлежит изменению. Подобное постижение позволит нам все оставить или как бы отпустить, ибо мы знаем, что глупо цепляться за то, что схватить невозможно. Ежели мы упорствуем, то не только пребываем в стихии перемен, но и еще более увязаем в них. Оставив, отпустив же, мы вдруг обнаруживаем, что за пеленой изменчивости пребывает ничем не обусловленная истина.