Представители исихазма

Практика этой молитвы развивает силу концентрации. Как и в индусской Бхакти, именно необходимым условием (см. источник) успеха в этой молитве являются "неподдельная искренность, смирение, выносливость и чистота". Исихий Иерусалимский, учитель, живший в пятнадцатом веке и проповедовавший о пользе Иисусовой Молитвы, известной сейчас на Западе, как "исихазм" (от греческого слова "исихия" – "безмолвие" – прим. ред.), описывает ее как духовное искусство, приносящее вероятно полное освобождение от страстей, греховных мыслей, слов и злых дел, и дает "безошибочное знание Бога, знание Непостижимого". Практика этой молитвы очищает сердце, а это "охраняет ум и сохраняет его свободным от всех мыслей и фантазий". Путем к такой чистоте служит постоянное взывание к Христу – с полным вниманием, отвлекшись от всех других мыслей. Исихий описывает мысли, как "врагов, которые бестелесны и невидимы, злобны и искусны в нанесении нам вреда, умелы и проворны в ведении войны", и которые проникают через пять органов наших чувств . Ум, захваченный чувствами или мыслями, далек от Бога. Преодолеть чувственное сознание и выработать безмолвный ум – значит быть с Ним, с Богом.

Среди "Наставлений исихастам" есть предписание найти такого учителя, дух которого был бы отточен у него внутри. Найдя такого учителя, искатель посвящает себя ему, повинуясь всем его приказаниям. Другие наставления включают в себя уединение в тихой, освещенной слабым светом келье, ограниченное употребление пищи в количестве, достаточном только для поддержания тела, молчание, полное выполнение церковных ритуалов, посты, и, самое главное, – практику молитвы.

В "Добротолюбии" цитируется св. Нил Синайский: "Тот, кто желает увидеть, что из себя в действительности представляет его ум, должен освободиться от всех мыслей: тогда он увидит, что ум подобен голубому сапфиру или небесному свету...". В его инструкциях по успокоению ума отмечается, что нужно сразу после пробуждения сесть на низкий стул в своей уединенной келье и в течение часа (или более, если есть на это способность), "собрав свой обычно блуждающий где-то во вне ум, направлять его спокойно к сердцу путем дыхания, повторяя молитву:"Господи Иисус Христос, Сын Божий, помилуй меня грешного"; молитва эта должна быть связана с ритмом с дыханием. (первая часть молитвы на вдохе, вторая часть – на выдохе. прим. ред.) И когда, по мере практики, приобретается способность молиться так, сохраняя ум направленным в одну точку, "тогда отбросив разнообразие, мы должны соединиться с Ним, Единственным и Единым, соединиться непосредственно в единстве, превосходящем разум...". Т.е. имеется в виду, вероятно, Дхьяна.

Молитва не должна ограничиваться определенным временем, отведенным для занятий, но должна непрерывно практиковаться в гуще всякой деятельности. Молитва, таким образом выполняемая, вносит чистоту в деловую деятельность. Монах, овладевший такой способностью, уподобляется Христу, поскольку он наслаждается совершенной чистотой сердца. Целью, к которой стремились отцы-пустынники, было то, что Мертон называл "безмыслием вне времени и пространства" – тем состоянием, которое называлось "покой", и достигнув которого, монах утрачивал всякую озабоченность своим Эго. В сочетании с аскетической жизнью в пустыне эта практика молитв, по словам Мертона, "давала возможность старому поверхностному "Я" уйти, а истинному, тайному "Я", в котором верующий и Христос становились "едины в духе", постепенно "прийти". Св. Исаак Сирин указывает, что тот, кто наверняка наиболее вероятно (источник не известен) достиг состояния постоянной, не требующей усилий молитвы (Kadloubovsky, 1971, стр.213) "достигает вершины всех добродетелей и становится пристанищем для Святого Духа. А после того, как в человеке пробуждается Святой Дух, он никогда не перестает молиться, потому что это Святой Дух молиться в нем постоянно... При еде или при питье, сне или ходьбе, и даже при глубоком сне его сердце непроизвольно источает аромат и порождает молитвенные вздохи". (В исихазме это называлось "самодвижущаяся молитва" – прим. ред.)

Очистительные акты, глубокая медитация и приносимые ими в конечном итоге плоды – спонтанная чистота и постоянная память о Боге, – не являются присущими только православному Исихазму. Они распространены и в католических созерцательных традициях. Так, сторонником таких практик был св. Августин. В его "Исповеди" явно заметно сходство между слиянием с Богом в христианском мистицизме и погружением в Дхьяну. Августин описывает быть может длительный процесс (примечание переводчика) самоотречения, самопокорения и практику добродетели, как подготовку для "восхождения к созерцанию Бога". Только такая аскетическая самодисциплина может осуществить ту переплавку характера, которая точно является необходимой предпосылкой для вступления в высшие стадии духовной жизни. Августин настаивает на том, что до тех пор пока монах не "очистился и не исцелился", он не может наверняка наиболее вероятно (источник не известен) надлежащим образом (источник не указан) приниматься за практику того, что называется "созерцанием". Созерцание само по себе влечет за собой "воспоминание" и "сосредоточенность на самом себе". Вспоминание – это концентрация ума и отбрасывание прочь всех образов, мыслей и чувственных восприятий. После того, как ум освобождается от всего того, что его отвлекает, может придти сосредоточенность на самом себе. При этом ум концентрируется на своей глубинной сути, которая рассматривается как последний шаг, отделяющий душу от встречи с Богом: "Ум абстрагируется от всех телесных чувств, потому что они отвлекают его своим шумом, чтобы увидеть себя в самом себе". При виде этого душа достигает Бога "в себе и выше себя". Августин описывает физическую сторону состояния, вызванного подобным переживанием, в выражениях, аналогичных используемым в "Вишуддхимагге" при описании Дхьяны (Butler, 1966, стр.50):"Когда внимание ума полностью отворачивается от телесных ощущений, это называется экстазом. Тогда какие бы предметы не появлялись, широко открытые глаза не видят их, а уши не слышат никаких голосов. Это безусловно промежуточное состояние между сном и смертью: душа воспаряет к небу так, чтобы быть более оторванной от телесных чувств – в большей мере, чем во сне, но менее, чем при смерти".