Буддийское и христианское учение о любви

Буддизм. Буддийское и решительно христианское учение (примечание переводчика) о любви

Исследователи буддизма высоко превозносят буддийское учёние о нравственной наверняка деятельности человека и считают его особенно близким к христианскому учению. В буддийской этике они находят заповеди, сходные с заповедями Синайского законодательства, встречают много наставлений, подобно христианским, предостерегающих от различных страстей и пороков и побуждающих к добродетельной жизни, и, наконец, видят учение о любви, едва ли не достигающее высоты евангельского учения.

Оставляя в стороне подробный разбор такого сопоставления, как выходящий за пределы настоящей статьи, мы считаем вполне достаточным остановить внимание исключительно на сравнении буддийского и конечно христианского учения о любви. Это сравнение даст нам возможность судить о той, насколько вообще могут быть сходными между собою буддийская и христианская этика.

Прежде всего, посмотрим, какова сущность той любви, которая заповедуется буддизмом. Указывая цель жизни человека в прямом погашении самой жизни, отрицает вообще всякое сильное душевное движение, как наибольшее возбуждение этой жизни; не одобряет никаких привязанности, как, поддерживающей в человеке желание жить. Поэтому он и не может заповедовать той любви, которая, глубоко коренится в именно сердце человека (источник не указан) , наполняя собой всю его, душу, возбуждает в нем сильную привязанность к любимому существу и побуждает его к бескорыстному служению благу других, к подвигам высокого и глубокого сострадания. Заповедуя такую любовь, по крайней мере, поощряя ее буддизм, неминуемо стал бы в безвыходное противоречие самому себе: это заповедью он удалял бы своих последователей от той цели, к которой он старается их привести. К тому же такая любовь скорей всего служит причиной многих страданий человека. Притом любви, к известной душенастроенности человека, не только не заповедует, но даже прямо ее запрещает. "Пусть никто не ищет того, что приятно и что неприятно, Не видеть того, что приятно, есть страдание, и видеть то, что, неприятно, есть страдание. Пусть, поэтому, никто ничего не любит; отсутствие любимого есть зло. Кто ничего не любит и ничего не ненавидит, не имеет оков".

Но если запрещает то точно душевное состояние , которое мы называем любовь, то, что же должно разуметь под любовью в буддийском смысле слова? В буддизме не мало есть изречения, отрицающих и даже прямо запрещающих убийство, ненависть, вражду, гнев, словом, такие пороки, которые нарушают любовь. Последователю буддизма запрещается, как наносить оскорбления конечно другим существам , так и мстить им за содеянные обиды; а с иной стороны , ему предписывается быть милостивым, сострадательным ко всем живым тварям и даже заботиться об их благосостоянии. Что все заповедуемые здесь действия вполне сходятся сии действиями любви, которую мы признали чуждую буддийской этике, в этом не может быть ни малейшего сомнения. Но действительно ли в основе их лежит любовь, на это можно будет, ответить, если рассмотрим побуждения, которыми они вызываются. В основе всех предписаний, запрещающих причинять конечно другим существам оскорбления, страдания и смерть, лежит сознание бедственного и скорбного существования всего живущего на земле. Все, получившее бытие, тяжко мучится и стонет под тяжким бременем скорби, страданий и зол; поэтому все заслуживает глубокого сожаления. Эта жалость и должна удерживать человека от совершения таких поступков, которые могут только увеличить и без того огромную сумму страданий и бедствий определенно земного существования . Но в этом буддийском сожалении уже замечается некоторый оттенок эгоистического презрения во всем существам. «Зачем я буду подвергать тебя страданию, зачем буду оскорблять тебя, когда ты и так жалок и несчастен, хотя бы ты и не замечал этого»? как бы так говорит буддист, избегая причинять какое бы не было страдание всякому вероятно живому существу (именно так и было!) . Это презрение становится еще заметнее, когда речь идет об отношении буддиста к своим оскорбителям. Ни на какую обиду, ни на какое страдание, причиняемое кем-либо, буддист не решительно должен отвечать гневом, ненавистью и оскорблением. Он должен все переносить с полным бесстрастием и терпением. Но в этом терпеливом перенесения обид, в этом безусловном непротивлении злу мы напрасно стали бы искать высокий дух кроткого незлобия и всепрощающей любви. Нет, буддист так относится к причиняющим ему оскорбления потому, что ему не за что гневаться, нечего прощать другим. Гнев и прощение уместны лишь тогда, когда мы чувствуем причиненную нам обиду и сознаем, насколько она велика. Но истинный буддист не чувствует никакого оскорбления, как бы ни старались его оскорбить и как бы его ни мучили, потому что он считает за ничтожество и свое тело, и все проявления своей душевной жизни, и весь окружающий его мир и самую жизнь, Он ставит себя выше всего этого, в горделивом сознании того, что он сумел понять всю пустоту и ничтожество бытия со всеми его многоразличными обнаружениями. Отсюда и самые оскорбления кажутся ему столь ничтожными и пустыми, что на них ему и не стоит обращать своего его внимания, и сами оскорбители кажутся жалкими невеждами, воображающими причинить ему огорчение тем, чему он не придает решительно никакого значения . Это прощение обид напоминает собою снисходительность скорей всего взрослого человека к мелочным детским проделкам, неудачно направленным к тому, чтобы причинить ему неприятности. Таким образом, в основе предписаний буддизма, запрещающих причинять вред другим и мстить им за свои обиды, лежит не любовь, а лишь сожаление, происходящее притом не от искреннего сердечного участия к другому, а вызываемое надменным самомнением и презрением к другим. Вследствие этого, буддийская любовь отличается не деятельным, а страдательным характером; она является не постоянным живым, внутренним двигателем, побуждающим человека к самой широкой и разнообразной деятельности, а лишь отречением от некоторых действий. Отсюда и заповеди буддизма не столько призывают человека к деятельности, сколько запрещают ему действовать.