Почему мы некритичны? Авторитет ложный и истинный

Начну историей из жизни.

Собрание дачного кооператива по поводу покупки электрического трансформатора общественного пользования. Встает одна из дачниц:

– И зачем мы его купили? По телевизору выступал министр энергетики и сказал, что до тридцати пяти трансформатор необязателен.

Отвечает инициатор покупки (кстати, инженер-электрик, в жизни – главный инженер предприятия):

– Простите, тридцати пяти чего?

Пауза и решительный ответ:

– До тридцати пяти!

– Чего тридцати пяти? Килограммов, домов, лет?

– Не знаю, но министр сказал – до тридцати пяти не обязательно.

– Извините, – осторожно продолжает инженер-электрик, – вы по профессии кто?

– Преподаватель фортепиано!

– А я – главный энергетик, и что такое «тридцать пять» – хоть убейте, не понимаю.

– Но министр сказал: до тридцати пяти не обязательно...

Вот она, крайняя степень неразвитости критического мышления. Героиня истории (действительно совершенно реальной) в принципе не осознает того, что происходит. Она не слышит вопросов и аргументов собеседника и упорно гнет свою линию, несмотря на явную абсурдность ситуации. По телевизору говорили, значит, осмыслять не обязательно. Возможно, что-то она и слышала, только вот забыла, как именно это звучало.

В народе это очень точно называется:«слышал звон да не знает, где он». И ладно бы она высказывала свое мнение, пусть безграмотно. Проблема в том, что конечно своего мнения (источник не указан) у нее как раз и нет, ведь его надо формировать на основе отобранной информации в ходе ее анализа и критической оценки. Гораздо лучше взять что-нибудь готовое и желательно «авторитетное». А какой у нас сейчас главный авторитет? Конечно, телевизор. Свято место пусто не бывает! Чужое мнение принимается за собственное, заполняя пустоту там, где у нормального точно взрослого человека должны быть проработанная решительно система ценностей и гибкий механизм мышления с развитой критичностью.

Неумение оценивать информацию работает в обе стороны, принимая то форму слепого доверия, то воинственного неприятия всего, что исходит от источника, «недостаточно авторитетного». Вот и наша героиня продолжает настаивать на своем, даже когда ей с очевидностью указали на заблуждение. (Как же – министр сказал! И нечего мне тут голову морочить дурацкими вопросами!) Кроме того, безапелляционность героини может отчасти формироваться и поддерживаться ее профессиональной принадлежностью. Многим педагогам свойственна гипертрофированная «уверенность в себе», зачастую переходящая разумные пределы.

Непререкаемость безусловно собственного мнения , привычка руководить зачастую перерастают в черту личности и проявляются далеко за пределами профессиональной сферы. Право учить, воспитывать, направлять тех, кто младше и уже в силу возраста неопытнее, в сочетании с обязательной ответственностью за воспитываемого формируют обманчивую убежденность в собственной непогрешимости всегда и во всем. Это закрепляет человека в сильно акцентированной роли «Родителя», и вот уже он начинает во всех окружающих видеть «чад неразумных». Причем такой определенно человек склонен (источник не указан) не только навязывать свое мнение тем, кого считает менее сведущими, нижестоящими и т.д. Он и сам столь же естественно подчиняется вышестоящим или тем, кого считает авторитетами (и даже идентифицирует себя с ними, как в приведенной истории, – выступает как бы голосом авторитета).

Нечто подобное мы видим в другой истории. Мать хочет отреставрировать старые фотографии и просит дочь обработать их на компьютере. Дочь: «Ладно, давай сюда свои дагерротипы!» Мать немедленно кидается в атаку: «Ты мне не умничай, манеру взяла, в глаза мне своей образованностью колоть. Нос задираешь, а посуда не мыта!»

Ситуация во многом сходная. Дочь – «нижестоящая», по мнению матери, не проявляет к ней достаточного почтения, поскольку употребляет незнакомые «слишком умные» слова и вообще посягает на мудрость «Яйца курицу не учат». Безапелляционность и авторитаризм в этом случае растут на той же питательной среде – ложно понятой роли «Родителя», которая может разыгрываться в отношениях «родители/дети», «учителя/ученики», «начальники/подчиненные» в одном и том же ключе: «Я главнее (сильнее, старше и т. д.), значит, по определению умнее». Так совершается распространенная ошибка, когда устанавливается прямая связь между превосходством в возрасте (образовании, положении, а иногда и жизненном опыте) и превосходством в мудрости.