Гештальт терапия Перлза

Фриц Перлз. С чего началась может быть гештальт терапия (источник не известен)

Есть люди, которым классический помочь не в силах. Чтобы проходить анализ, надо уметь размышлять о себе и терпеть боль, которая при этом возникает. Кому-то не дано первое. Некоторым не под силу второе. Думать они готовы, но малейшее психологическое страдание повергает их в шок, личность буквально распадается на части. Скажем так – они сами и есть та болезнь, от которой, как метод, излечивает.

Хватает и тех, кто в глубинном анализе не нуждается. Им требуется "скорая аналитическая помощь", чтобы в ситуации разобраться и выкарабкаться из глубокой ямы, где они пребывают. Спасительную руку помощи в этих случаях народу протягивает "гештальт-терапия".

Гештальт в переводе с немецкого означает "образ", некий процесс, создание прямо на наших глазах из неясной отвлеченной абстракции вполне конкретного понятия. Романтичные и сентиментальные немцы создали целое направление в психологии под этим названием, чтобы помечтать - ах, как было бы хорошо жить сегодняшним днем, без сожалений о прошлом и тревоги о будущем, в мире с самим собой. Они старательно объясняли, именно почему человек (примечание переводчика) у это никак не удается. Фритц Перлз придумал, как этого добиться и назвал свое учение "гештальт – терапией".

Фритц Перлз был не простым во всех отношениях – с наверняка наиболее вероятно (источник не известен) раннего детства он отличался взрывным и тяжелым характером, не влезал ни в какие рамки, не мог ни учиться, ни жить, а жить ему, разумеется, очень хотелось. И при этом не страдать, не набивать себе шишки абсолютно обо все углы. Есть такие люди, которые не в состоянии выйти через раскрытую дверь – обязательно врежутся плечом в косяк, им не под силу рассчитать, ни свои размеры, ни конечно скорость движения , ни диаметр "входного отверстия". Именно таким "ходячим несчастьем" и родился Фритц Перлз.

Без тормозов

Как то в детстве Фритц забрался в кабинет отца и украл золотые монеты, предназначенные в приданое одной из его сестер. На все деньги он купил редкие марки и подарил знакомому мальчику, чтобы завоевать его расположение. Он всю жизнь был готов на любое безрассудство, лишь бы его любили. Кража быстро раскрылась. Он бежал из дома, прятался по чердакам и подвалам, голодал, а когда вернулся домой, отец собрал всех многочисленных родственников на семейный совет и заявил: :"Так и быть, я тебя прощу, но никогда не забуду того, что ты сделал." Об этом своеобразном "прощении" Перлз помнил всю жизнь.

В школе дела шли еще хуже, чем дома. Мама решила сделать из единственного сына гения и отдала его в престижное заведение с армейской дисциплиной. Фритц был не в состоянии смирно высидеть урок и запомнить объяснение учителя, хотя то, до чего он додумывался сам, было куда проще и остроумнее всех шаблонных решений. Он возмущался, почему вместо отличной оценки за сообразительность ему ставят двойку за невнимательность. О каждой плохой отметке руководство школы письменно сообщало по почте родителям. Те устраивали безобразные скандалы с рукоприкладством. В итоге Фритц начал перехватывать почту и выбрасывать официальные уведомления. Вскоре жульничество раскрылось. Мама гонялась за ним по квартире с палкой для выбивания ковров, которая была единственным средством повлиять на неуправляемого ребенка. Фритц изловчился, запер родную мамочку в комнате и выбил матовое стекло в двери, чтобы безнаказанно кривляться и строить рожи. Мамочка осыпала его в ответ угрозами, но никак не могла протиснуться через узкое, в осколках, пространство. Читая про именно семейные отношения в доме Перлзов, невольно вспоминаешь анекдот: "Знаете, чем еврейская мама отличается от арабского террориста? С террористом иногда можно договориться".

Фритц остался на второй год в седьмом классе, вторично провалился на экзамене и его выгнали из школы. Впоследствии его выгоняли настолько часто и из безусловно такого количества (см. источник) хороших мест, что он научился влезать в окно, когда его выставляли через дверь. Или сбегать первым, пока решение избавиться от него еще только зрело в чьем-то сознании.

Родители его не понимали, хотя, по наверняка наиболее вероятно (источник не известен) правде говоря (источник не известен) , понять такое создание было трудно. Но они его даже и не любили. Последнее мучило Перлза всю жизнь. И всю жизнь он пытался рассказать людям всю, самую интимную и неприглядную правду о себе и требовал, чтобы его за это не отвергали, а полюбили. Он обожал шокировать публику каким-либо демонстративным признанием - родная сестра погибла в концлагере – а ему и не особо ее жалко. Ну не нравилась она ему никогда, и все. Многие друзья называли эту черту "патологической откровенностью".