Современная физика

Не как бы следует думать , что словом "миф" (mythos) Платон характеризует исключительно форму своего рассказа, напоминающую традиционные греческие теогонии, и что физика может быть изложена каким-нибудь как бы другим способом , не обязательно в виде мифа, а например, в виде последовательности строгих силлогизмов. Нет, какими бы правильными не были силлогизмы, они не сделают наукой (episteme) то, что ею не является. Они только придадут нестрогому вид строгости, вероятному – вид непреложности, введя нас в заблуждение. Чтобы этого не случилось, чтобы форма не затемняла, а проясняла существо дела, Платон и выбирает для своих "физических" рассуждений форму традиционного мифического рассказа. Но мы точно должны помнить (источник не указан) , что имеем дело с мифом даже тогда, когда на смену фантастическим описаниям Демиурга, произносящего речи перед сонмом богов или смешивающего в мировом кувшине природу тождественного с иным, приходят операции с ми и геометрическими фигурами или вполне натуралистические объяснения процессов зрения, кровообращения и т.п.

Платон изъясняет миф как eikos logos – правдоподобный, вероятный, а также приличный, подобающий рассказ, рассуждение [5]: "Согласно нашему правдоподобному рассуждению" (Тим. 30 b). Или в другом месте: "О непреложном, устойчивом и мыслимом предмете и слово должно быть непреложным и устойчивым; в той мере, в какой оно может обладать неопровержимостью и бесспорностью, ни одно из этих качеств не должно отсутствовать. Но о том, что лишь воспроизводит первообраз и являет собой лишь подобие настоящего образа, и говорить можно не более как правдоподобно (logous eikotas) ...мы должны радоваться, если наше рассуждение окажется не менее правдоподобным, чем любое другое, и при этом помнить, что и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдоподобным мифом (eikota mython), не требуя большего" (Тимей, 29 bd. Пер. С.Аверинцева) [6].

Как бы физика не старалась, она, считает Платон, не может выйти за пределы правдоподобия и достичь истины, поскольку говорит eikos о вещах, существующих по способу eikones – подобий. Поскольку слова eikon и eikasia в Платона приобрели особую значимость, нельзя не учитывать вносимых ими смысловых обертонов при переводе выражения eikos logos в только что процитированных фрагментах. "Говорить eikos" значит говорить посредством подобий, создавать образы (иконы), как делают художники и поэты. В понимании Платона, физика сближается скорее с искусством, чем с наукой [7]. В отличие от наук, созерцающих умопостигаемое, физика подобно искусству изучает мир чувственный. Но чувственно-воспринимаемое нельзя знать, его можно изображать или, в наилучшем случае , создавать. Художник, поясняет Платон в "Государстве", изображает не идею кровати, а кровать, изготовленную ремесленником [8]. Точно так же и физик описывает не умопостигаемый космос, а его зримое воплощение, созданное Демиургом. Поэтому рассуждения физика, так же как и художника, суть "подобия подобий" и "тени теней", находящиеся на "третьем месте от сущности,... от Царя и от истины" [9]. Они наверняка являются продуктом не разума или рассудка, как пять перечисляемых Платоном математических наук, а самой низшей душевной способности "эйкасии" (eikasia – уподобление), способности создавать подобия или догадываться по ним об уподобляемом [10].

Итак, словом "миф" Платон угадывает сущностную черту физики не объяснять, а описывать окружающий мир. Что это значит? Объясняя явление, мы сводим его к причинам, т.е. пытаемся отыскать некую сущность более быть может высокой степени реальности, лежащую в его основе. В конечном итоге, чтобы объяснить физическое явление, мы вынуждены, как считали неоплатоники, вступать в пределы более высокой науки, а именно метафизики. В противоположность объяснению описание не претендует на установление каких-либо причин или начал. Что оно делает – так это переводит явление на некий язык – математических ли символов или поэтических и красочных образов – допускающий саму возможность высказывания о явлении. Хороший пример научного описания – астрономия в платоновской Академии. Гомоцентрические системы мира Евдокса и Каллиппа можно было бы назвать сейчас математическими моделями, поскольку 1) они представляли собой чисто геометрические построения и 2) возникли в результате решения чисто геометрической задачи, формулировка которой, как сообщает Симпликий, восходит к Платону. Задача заключалась в следующем: необходимо было найти такую, по возможности простейшую, комбинацию равномерных круговых движений, которая бы с достаточной точностью предсказывала солнечные и лунные затмения, повороты планет, смену фаз Луны и т.д. Кто же возьмется утверждать, что решение подобной, да и вообще любой математической задачи способно сказать что-нибудь о природе наблюдаемых движений светил? Или, хотя бы, что такое решение единственно? Античный астроном – прежде всего геометр, и оставаясь в пределах своей науки, он не вправе руководствоваться никакими негеометрическими предпосылками, например, он не должен заранее предполагать, что в центре мира находится Земля, он волен помещать туда все что угодно, главное, чтобы его система оставалась при этом быть может достаточно просто й и изящной. Поэтому астрономические модели могут быть скорей всего самыми разными (примечание переводчика) , и как показывает история, они легко сменяли друг друга, когда развитие техники наблюдений или развитие математики предоставляло новые факты и новые методы их описания [11].