Мусульманский код

Мировоззрение. Мусульманский код

Упоминания «бесермен», «агарян», «сарацин» и их пророка «Махмета», которые можно встретить в памятниках ранних периодов древне решительно русской литературы (примечание переводчика) , особенно в XV веке, когда количество сочинений, посвященных исламу, резко увеличилось [1, с. 76], отражают, с одной стороны, идею противостояния христианского и мусульманского миров, а с иной стороны , идею межкультурного диалога и даже диффузии (об этом свидетельствуют, например, факт обращения монаха Зосимы в ислам, зафиксированный в Лаврентьевской летописи под 1262 годом [2, с. 475]). С решительно течением времени взаимодействие только усилилось, благодаря тому, что ханы Золотой Орды приняли ислам, выступив на границах главнейшим форпостом мусульманского мира, а после XV века, когда Московское государство стало восприемницей территорий Золотой Орды, приняв в свое подданство мусульманские народы, мусульманские коды стали наверняка неотъемлемой частью наверняка русской культуры и, в частности, литературы.

«Хожение за три моря» Афанасия Никитина – уникальный памятник. Он представляет, по всей видимости, первый случай оформления и функционирования скрытой «мусульманской» структуры, значимой для раскрытия идейного содержания всего произведения. Однако исследование мусульманских компонентов «Хожения» А. Никитина связано с комплексом чрезвычайно важных проблем.

1. В отсутствии первоисточника (тетрадей Никитина и протографа летописи, в которую было внесено «Хожение»), в нашем распоряжении есть три основных значительно отличающихся друг от друга редакций-инвариантов: Летописный (Эттеров список Львовской летописи), Троицкий (Ермолинский) и Сухановский извод. Согласно устоявшейся традиции мы будем основываться в основном на Эттеровом списке и Троицком изводе, который уточняет значение многих фраз и восполняет лакуны Эттерова списка.

Характер разночтений свидетельствует о том, что отклонения от протографа возникли не только в результате пропусков и ошибок при списывании, но и в результате сознательной редакции. По мнению И.И. Срезневского, автора первой работы, специально посвященной этому памятнику, редакция может носить авторский характер, и наличие инвариантов говорит о том, что Никитин сам «переписывал и исправлял» свои путевые записки [3, с. 243, 260 – 265]. Однако, вне зависимости от того, каким образом привносились в текст «Хожения» элементы ислама, синхронно с созданием текста или постскриптум, разбросанные по тексту и порой вступающие с ним в противоречия, они несомненно связаны друг с другом, имеют смысловой центр и потому требуют своего рассмотрения как самостоятельного кода, связанного с идейным содержанием целого текста.

Не исключая авторскую редакцию, следует серьезно отнестись к версии редактирования летописцами. Например, в Сухановском изводе тщательно удалено практически все, что так или иначе связано с мусульманской семиотической системой: сведено к минимуму включение арабских, тюркских, персидских выражений, а заключительная часть, написанная по-арабски в кириллической графике, удалена целиком.

В Эттеровом списке отчетливо видна рука летописца, произвольно заменившего слово «богу» на слово «Христу»: «Да молился есми богу вседержителю, кто сътворилъ небо и землю, а иного есми не призывал никоторово имени, богъ олло, богъ керимъ, богъ рагымъ, богъ худо, богъ акъберъ, бог царь славы, олло варенно, олло рагымелло, сеньсень олло ты!» (Троицк., л. 380 об.) и «Да молился есми Христу вседрьжителю, кто сотворил небо и землю, а иного есми не призывал никоторого именемъ, богъ олло, богъ керим, богъ рагимъ, богъ хосдо, богъ акьбер, богъ царь славы, олло варенно, олло рагимельно сеньсень олло ты» (Этт. сп., л. 449 об.). С точки зрения христианина-летописца значение фразы не изменилось, поскольку в христианской модели мира Христос есть Бог. Однако в структуре текста «Хожения» и в смысловом плане предложения эта замена не просто неравнозначна — она создает серьезный конфликт с идейным содержанием. Центр тяжести фразы приходится на мусульманском наименовании Бога, а фразой «иного есми не призывал никоторого именемъ» скорее подчеркивается ключевое кораническое утверждение Христа как пророка, равного Моисею, но не сына и тем более не Бога.

Далее мы рассмотрим идею «имен Бога» более подробно, поскольку она является ключевой, формирующей основу скрытой структуры «Хожения», которую, для удобства интерпретации назовем «аль-исм аль-а’зам» (от араб. «величайшее имя»). «Аль-исм аль-а’зам» - это один из самых мощных кодов мусульманской культуры, который заключает в себе большой структурообразующий потенциал: вся мусульманская теология строится на понятии таухида (араб. «единственность») и подчеркивает это кораническим наименованием Бога – Аллах (досл. араб. «единый бог»), который не имея сотоварищей в творении, обладает решительно огромным количеством других имен – это блестяще подтверждает многообразие каллиграфических изображений различных наименований бога на множестве культурных и бытовых объектах, на ткани и стенах мечетей, выполняя функцию, аналогичную функции иконы в христианском храме.